Реклама

 

 

 

ИГРА ВТРОЕМ: КЭРРОЛЛ — АЛИСА КОМПЬЮТЕР

ГЛАВА 54

Они вернулись в лабораторию. Лога сел перед компьютером и взялся за работу. В короткий срок он задействовал все камеры в башне. Еще через две секунды на экране появилось изображение. Бёртон присвистнул:

— Брат Фениксо! Герман Геринг!

Геринг сидел за столом и ел что-то из грааля. По его предельной худобе и темным кругам под впалыми глазами было видно, что эта еда пришлась как нельзя более кстати.

— Понять не могу, как он так скоро нагнал нас, — сказал Лога. — Компьютер докладывает, что больше никто не обнаружен, но остальные могут быть вне поля зрения камер. И если это агенты, кто-то может знать код. Монат мог передать его им в долине.

— Спросим Геринга, — предложил Бёртон.

— Ясное дело. Только выясню у компьютера, где он находится.

Компьютер дал ответ, и все вылетели на креслах из комнаты. Оказавшись в коридоре, идущем от тайника Логи, они мягко посадили кресла и направились дальше пешком. Геринг был безоружен, но оставалось неясным, нет ли с ним других.

— Ахтунг! — рявкнул Бёртон и громко рассмеялся, когда Геринг вскочил, едва не подавившись, замахав руками и опрокинув стул. Серый, с вытаращенными глазами, он попытался что-то сказать, но покраснел и схватился за горло.

— О Господи, он поперхнулся! — сказала Алиса.

Геринг уже посинел и рухнул на колени, когда Бёртон хватил его по спине, выбив из горла застрявший кусок.

— Ничего смешного нет, Ричард, — сказала Алиса. — Перестань смеяться. Ты мог убить его.

— Прошу прощения, Геринг, — сказал Бёртон, утирая слезы. — Мне, наверно, просто захотелось отплатить тебе за то, что ты сделал со мной.

Геринг жадно выпил стакан воды, поданный Афрой Бен.

— Что ж, не могу тебя упрекнуть.

— У тебя голодный вид, — сказал Hyp. — Нельзя есть так, быстро. После такой долгой голодовки еда может тебя убить.

— Я не настолько уж изголодался. И у меня, кажется, пропал аппетит. — Он оглядел всех. — А где остальные?

— Мертвы.

— Да помилует Бог их души.

— Не помилует, если мы ему не поможем — и быстро.

— Геринг! — резко сказал Лога. — Ты пришел один?

— Да, — ответил Герман, недоуменно разглядывая его.

— Давно ли ты здесь?

— Около часа.

— Кто-нибудь еще шел за тобой в горах?

— Нет — я, по крайней мере, никого не видел.

— Как ты сумел добраться сюда так быстро?

Геринг вместе с другими вироландцами нырял в трюм "Внаем несдается", пока пароход не смыло с отмели в бездну. Ныряльщики извлекли оттуда запасные части батацитора, собрали аппарат и установили его на деревянном паруснике. Еще наверх вынесли два небольших электромотора, запасной винт маленького катера "Гасконца" и прочие запчасти. Работа шла споро, и четверо человек отплыли на преобразованном паруснике через две недели после отхода "Афиш не расклеивать".

В отличие от группы Бёртона, они не тратили дни на отдых.

— Где же твои спутники? —спросил Лога, уже догадываясь об их судьбе.

— Двое оставили нас и вернулись назад. Я поплыл дальше с моей женой, но она поскользнулась и сорвалась с горы.

Геринг сделал знак благословения, обычный у шансеров.

— Ты бы сел, — мягко сказал Бёртон. — Мы многое должны тебе рассказать.

Выслушав рассказ Логи и Бёртона, Геринг пришел в ужас.

— Столько ватанов! И моя жена среди них!

— Да — и мы не знаем, что делать. Убить компьютер, чтобы он не улавливал лишних ватанов, или придумывать дальше, как отменить данную ему команду.

— Есть и третий выход, — сказал Герман.

— Какой?

— Позвольте мне попробовать сменить модуль.

— Ты с ума сошел!

— Нет. За мной есть долг.

Бёртону вспомнился его повторяющийся сон о Боге.

"Ты должен мне за плоть. Плати".

— Если ты умрешь, твой ватан будет обречен.

— Кто знает, — спокойно ответил Герман. — Вдруг я уже созрел для "продвижения". Я не знаю, так ли это. Видит Бог, я далеко не святой. Но если я спасу все эти души... ватаны... мне это зачтется.

Никто не стал с ним спорить.

— Прекрасно, — сказал Лога. — Ты самый мужественный человек из всех, кого я встречал. Думаю, ты ясно представляешь себе, как малы твои шансы на успех. Но вот что мы сделаем.

Бёртон раскаивался, что подшутил над немцем. Герман рискует своей душой, рискует вечной гибелью в случае неудачи. Лога прав. Геринг самый смелый человек из всех, кого встречал Бёртон. Может, раньше он таким и не был, но сейчас он такой.

Лога решил вернуться на верхний этаж, в жилые помещения. По дороге они остановились, чтобы показать Герингу плененные ватаны.

Он несколько минут смотрел на их мерцающий, изменчивый круговорот и отвернулся.

— Самое прекрасное, самое потрясающее, самое жуткое зрелище на свете. —Он снова сделал свой круговой знак, и Бёртону показалось, что в нем заключено не только благословение, но и молитва о спасении, об укреплении духа.

В контрольном центре Лога сразу сел к пульту на платформе и через пять минут велел Герингу войти в один из шкафов, где его обмерили лучевые приборы. Лога ввел в компьютер новые данные и через час закончил работу.

Выждав несколько секунд, он нажал какую-то клавишу, слез с платформы и заковылял к большому энергоматериальному преобразователю. Остальные столпились позади. Лога открыл дверцу.

Внутри лежали доспехи. Лога взял их и кинул остальным. Геринга облачили в броню, после чего он стал больше похож на робота, чем на рыцаря в доспехах. Когда же ему на спину привесили ранец с дыхательным аппаратом, он стал точно астронавт.

Скафандр был сделан из сплошного серого металла, только в лицевой части круглого шлема имелся длинный узкий просвет. Эта толстая броня весила всего девять фунтов.

— Окошко не обладает сопротивляемостью металла, — сказал Лога. — А лучи режут и металл, будучи направлены в одно место дольше десяти секунд. Поэтому ты все время должен двигаться.

Геринг проверил на гибкость плечевые, кистевые, пальцевые, коленные и лодыжечные сочленения. Побегал и попрыгал, взад-вперед. Потом поупражнялся в обращении с лучеметом, изучив всевозможности этого оружия.

С него сняли скафандр, и он снова поел.

Когда Герман пошел в одну из квартир прилечь, Лога слетал на кресле на один из этажей ниже уровня моря и через час вернулся, ведя за собой в воздухе двухместную исследовательскую субмарину.

— Мне это пришло в голову только часа два назад. Это позволит ему пробиться сквозь первый порог защиты. Ну а дальше придется пешком — проходы там недостаточно широкие для лодки.
В его отсутствие другие занимались делом, прикрепляя лучеметы к гробообразным роботам-чистильщикам и сверля отверстия для проводов. Лога установил видеотехнику и спусковые устройства, запрограммировал и поставил навигационные блоки.

Бёртон, пришедший будить Германа, увидел, что тот стоит на коленях около кровати и молится.

— Ты бы лучше поспал, — сказал Бёртон.

— Я употребил это время с большей пользой.

Они вернулись в контрольный центр, где Герман слегка перекусил, а потом стал изучать маршрут и осваивать управление субмариной. Лога показал ему, как вынуть старый модуль и вставить новый. Это был кусочек серого металла, размером и формой похожий на игральную карту. В него были впечатаны сложнейшие схемы, но поверхность была гладкой. Один уголок был помечен птичкой — этим углом модуль и надлежало вставить в нужную прорезь — так, чтобы выпуклое кодовое число оказалось сверху.

— Что же может испортиться в подобном модуле? — спросил Фрайгейт.

— Ничего — если он правильно вставлен. Я подозреваю здесь человеческую ошибку. Если вставить модуль вверх ногами, он все равно будет работать — но при каждом приливе напряжения одна из схем будет постепенно портиться. Такую ошибку заметили бы давным-давно, будь техники живы.

Лога положил карточку в металлический куб, который прикрепил к скафандру Германа чуть выше колена.

— Ему нужно будет только нажать вот эту кнопку на кубе — магнитное поле отключится, и карточка выйдет. Куб достаточно толст, чтобы выдержать многочисленные попадания лучей.

На Германа надели все части скафандра, за исключением круглого шлема. Лога разлил золотистое вино в изящные кубки, которые принес из своей квартиры, высоко поднял свой кубок и сказал:

— За твой успех, Герман Геринг. Да будет с тобой Творец!

— Как и со всеми нами, — сказал Герман.

Все выпили, и шлем водрузили на голову Геринга. Тот взобрался по лесенке на верхушку субмарины и с некоторым трудом пролез в люк. Лога последовал за ним, чтобы еще раз повторить свои инструкции, а потом закрыл люк.

Лога, как руководитель операции, занял место на крутящейся платформе, а другие, сев перед разными пультами начали делать то, чему научил их этик.

Первый из бронированных гробов-роботов поднялся в воздух и двинулся к двери. Им управлял Бёртон. За ним шел робот Алисы, за ним другие. Роботы вереницей прошли в. дверь и повернули направо.

Когда вышли все, субмарина поднялась над полом и последовала за ними.

Спуск ниже уровня моря занял у каравана пятнадцать минут. Бёртон остановил своего робота перед закрытой дверью с выпуклой надписью, включил лучеметы — и дверь с одной стороны разрезало сверху донизу. Переместив робота, Бёртон разрезал дверь с другой стороны, потом двинул робота в середину, и вырезанный кусок упал внутрь.

Бёртон увидел гигантское, заставленное техникой помещение и направил робота к закрытой двери в противоположной стене. Стена при этом в нескольких местах разошлась, и высунулись сферические дула лучеметов. Из них вылетели алые линии.

Бёртон, двигая рычаги у себя на панели, повернул робота вверх и вправо, задержал его там и нажал на клавишу спуска. По краям экрана сверкнули алые линии, и Бёртон с удовлетворением отметил, как что-то взорвалось. Казалось, что осколки стучат прямо по экрану.

Еще через несколько секунд экран погас.

Компьютер уничтожил камеру на корпусе робота.

Бёртон выругался и прекратил огонь. Теперь ему оставалось только наблюдать. Он переключил свой терминал на одну из камер Лога, помещенную на стене над дверью, и увидел, что все роботы уже вошли. Его робот висел в десяти футах над полом, наведя передний конец на лучеметы компьютера. Остальные расположились полукругом, чтобы не натыкаться друг на дружку.

Взорвался последний в комнате лучемет, и кадр начал перемещаться — роботы двинулись дальше, завоевывая комнату за комнатой. Робот Алисы расплавился, у де Марбо разбили камеру, робот Тай-Пена пронзили сразу три луча, и он упал, лишившись какого-то жизненно важного узла.

Роботы падали один за другим, и осталась одна субмарина. Ее сигарообразное тело проплыло еще через двое дверей, принимая на себя лучи компьютерных лучеметов.

Очередной дверной проем был достаточно широк, но в нем скрещивались лучи десяти орудий. Герман все-таки проскочил, заплатив за это кормой, которую срезало, и корпусом, который весь изрешетило.

У следующей двери он должен был оставить свою машину. Герман разогнал ее, сбавил ход в нескольких футах от двери и вылез, пока алые лучи сверлили ее корпус. Лучеметы сразу перевели огонь на него. Герман упал на пол — от половины орудий его прикрывала лодка, но у другой половины он был на виду. Он медленно встал и прошел в дверь. Лучеметы вели его, пока он бежал к следующей двери, ведущей в клапанную. Дверь внезапно закрылась, преградив ему путь. Герман, не обращая внимания на лучеметы, стал резать ее. Проделав небольшое отверстие, он отстегнул куб с модулем и бросил его внутрь, а потом пролез сам, держа свой лучемет в руке.

Бёртон и остальные слышали, как тяжело он дышит.

Потом раздался крик боли:

— Нога!

— Ты почти на месте! — крикнул Лога.

Из прорезанной дыры повалил красноватый пар.

— Отравляющий газ, — сказал Лога.

Кадр переместился в клапанную. Помещение было большое, а справа от Германа из стены, футах в десяти над полом, выступала загибающаяся вниз металлическая труба. Рядом на столе стоял металлический ящичек, от которого тянулись провода к другому ящику. Из прорезей на его передней панели выступали концы модулей.

Геринг полз к кубу, и не меньше сотни лучеметов поливало его огнем.

— Я не могу больше выдержать, — услышали наблюдатели. — Теряю сознание.

— Держись, Геринг, — сказал Лога. — Еще минута, и все будет сделано.

Неуклюжая серая фигура на экране схватила куб и вытряхнула из него карточку. Герман подобрал ее и пополз к модульному ящику. Потом раздался вопль, и Герман упал ничком. Модуль выпал из его руки и лег у стола.

Алые линии сосредоточились на упавшем и не исчезли, пока не изрешетили скафандр.

Наступило долгое молчание.

Бёртон с тяжелым вздохом выключил свой терминал. Другие последовали его примеру. Бёртон взошел на платформу и встал за спиной у Логи. На экране этика теперь пульсировал многоцветный шар, выпуская и втягивая щупальца.

Лога оперся локтями о панель, закрыв лицо руками.

— Что это? — спросил Бёртон.

Он знал, что это ватан, но не понимал, отчего его изображение появилось на экране. Лога убрал ладони от лица.

— Я настроил на Геринга частотный детектор.

— Так это он?

— Да.

— Значит, "продвижения" не произошло?

— Нет. Он там, где все остальные.

Что же делать теперь?

Этот вопрос задавал себе каждый.

Лога хотел убить компьютер, чтобы тот не захватывал больше ватаны, а потом сделать его дубликат на предпрограммной стадии. Но как было отказаться от надежды — безнадежной надежды, — что кто-то что-то придумает и не даст улететь захваченным ватанам. Лога впал в умственный паралич, и ожидать от него можно было лишь одного — что он под влиянием импульса нажмет-таки на роковую кнопку.

Остальные не переставая ломали голову, делясь своими рассуждениями и вопросами с компьютерами. Но в планах каждый раз обнаруживался какой-нибудь изъян.

Бёртон несколько раз спускался на нижний этаж и часами стоял или ходил, глядя на бесконечный круговорот ватанов. Есть ли среди них его родители? Айша? Изабел? Вальтер Скотт, племянник сэра Вальтера Скотта, писателя, друг Бёртона по Индии? Доктор Штейнхаузер? Жорж Сала? Суинберн? Брат и сестра? Спик? Дедушка Бейкер, подведший внука, отдав концы перед самым изменением завещания? Кровожадный и жестокий Гелеле, король Дагомеи, который не знал, что он кровожаден и жесток, — он ведь делал только то, чего требовало от него общество. Но этим никого оправдать нельзя.

Бёртон отправился спать измученным и подавленным. Ему хотелось поговорить с Алисой, но она была какой-то далекой, погруженной в собственные мысли. На этот раз ее явно занимала не мечта, способная унести от ранящей или неприглядной реальности — Алиса думала над их общей проблемой.

Наконец Бёртон уплыл в сон и проснулся спустя шесть часов. Над ним в полумраке стояла Алиса.

— Что стряслось? — сонно спросил он.

— Надеюсь, ничего. Я только что пришла из контрольного центра.

— Что ты там делала?

Алиса легла рядом с ним.

— Мне не спалось, и я все думала о том о сем — мысли мелькали, как ватаны. Я старалась удержать их на компьютере, но они без конца уходили в сторону, распадаясь на тысячу других вещей. Передо мной прошла чуть ли не вся моя жизнь — и здесь, и на Земле. Помню, я думала о мистере Доджсоне, когда наконец уснула. Мне снились самые разные сны — и чудесные, и очень страшные. Ты не слышал, как я закричала?

— Нет.

— Значит, ты спал мертвым сном. Я проснулась, вся дрожа и в поту, но не смогла вспомнить, что меня так напугало.

— Нетрудно вообразить, что это было.

Алиса встала выпить воды, а вернувшись в постель, опять не смогла заснуть. Помимо прочего она думала о преподобном Чарльзе Латвиже Доджсоне, о счастье быть знакомой с ним и о двух книгах, на которые она его вдохновила. Алиса перечитывала их столько раз, что ей было совсем нетрудно представить себе их содержание и иллюстрации Тэнниэла.

— Первой сценой, которая представилась мне, было Безумное Чаепитие.

За столом сидели Болванщик, Мартовский Заяц и Мышь-Соня. Алиса села с ними без приглашения, и Мартовский Заяц после нескольких пустых фраз предложил ей выпить вина.

Алиса посмотрела на стол, но не увидела ничего, кроме чая.

— Вообще-то это не совсем верно, — сказала Алиса Бёртону. — Там было еще молоко, хлеб и масло.

Книжная же Алиса сказала:

— Я что-то не вижу здесь вина.

— А его здесь и нет, — ответил Мартовский Заяц.

Потом Алиса долго пыталась разрешить загадку, чем ворон похож на конторку. От этого ее отвлек Болванщик, спросивший, какое сегодня число. Он достал из кармана часы, с тревогой поглядел на них, потряс и приложил к уху Алиса подумала и ответила:

— Четвертое.

Настоящая Алиса сказала Бёртону:

— Мистер Доджсон выбрал это число потому, что у них в книге был май, а четвертое мая — мой день рождения.

— Отстают на два дня! — вздохнул Болванщик. — Я же говорил: нельзя их смазывать сливочным маслом!

— Масло было самое свежее, — робко возразил Заяц.

Бёртон встал и начал шагать взад-вперед.

— А нельзя ли обойтись без этих подробностей, Алиса?

— Нет. Это важно.

Следующая сцена, которую она увидела или, скорее, пережила, сделавшись семилетней Алисой из книжки, относилась к главе "Вода и Вязание" из "Алисы в Зазеркалье" Алиса, разговаривая с Белой Королевой,спросила:

— Разве, когда думаешь, не плачешь?

— Конечно, нет, — решительно отвечала Королева. — Ведь невозможно делать две вещи сразу.

— Алиса! — сказал Бёртон. — Ну к чему ты рассказываешь всю эту чепуху?

— Это не чепуха. Слушай дальше.

От Белой Королевы Алиса перенеслась к Шалтай-Болтаю.

— Возможно, это Лога своей толщиной напомнил мне о нем.

Книжная Алиса обсуждала с громадным человекоподобным яйцом, сидящим на стене, значения слов.

— Когда я беру слово, оно означает то, что я хочу, не больше и не меньше, — презрительно произнес Шалтай-Болтай.

— Вопрос в том, подчинится ли оно вам, — сказала Алиса.

— Вопрос в том, кто из нас здесь хозяин, — сказал Шалтай-Болтай.

Потом реальная Алиса (впрочем, намного ли она реальнее той, другой? — спросил себя Бёртон) перенеслась в сцену, где Черная Королева спросила ее, знает ли она вычитание.

— Отними от восьми девять.

— Этого я не знаю, но...— ответила Алиса.

— Вычитания не знает, — сказала Белая Королева Черной. — А деление? Раздели буханку хлеба ножом, что будет?

— Много ли тебе еще представлялось? — спросил Бёртон.

— Больше ничего. Я не придала этому значения. Просто это были мои любимые отрывки.

Алиса уснула снова, но вдруг проснулась, широко раскрыв глаза. Ей показалось, что кто-то позвал ее.

— Откуда-то с горизонта моего разума.

Ей показалось, что это мистер Доджсон, но уверена она не была.

Сон у нее прошел, и сердце сильно билось. Она встала и пошла в контрольную комнату.

— Зачем? — спросил Бёртон.

— Мне подумалось, что в каждой сцене была своя ключевая фраза. "Самое свежее масло", "Кто здесь хозяин?", "Знаешь ли ты деление?".

— Ладно, Алиса, — вздохнул Бёртон. — Рассказывай, как знаешь.

Алиса села на место Логи и наладила прямую связь с компьютером.

— Ты понимаешь, что через каких-нибудь два дня умрешь? — спросила она.

— Да. Это избыточная информация. Нет необходимости мне ее сообщать.

— Монат дал тебе команду никого не воскрешать, пока он не даст другого распоряжения. В какой форме должно быть отдано это распоряжение?

— Лога уже спрашивал его об этом, — прервал ее Бёртон.

— Да, знаю. Но мне показалось, что не повредит попробовать еще раз.

— И что он тебе ответил?

— Компьютер, как и раньше, промолчал.

Тогда Алиса сказала, что есть высшая команда, отодвигающая запрет Моната на второй план.

"В чем она заключается? — вспыхнуло на экране. — Я получал много команд".

— Самая главная твоя задача — улавливать ватаны и направлять их к дубликатам тел. В этом и заключается суть проекта. Если бы Монат предвидел, к чему приведет его запрет, он никогда не наложил бы его.

Компьютер молчал.

— Свяжи меня с секцией, которой пользовался Лога, — попросила Алиса. — С той частью тебя, где Лога был хозяином.

Компьютер, видимо, не имел никаких запретов на этот счет. Но до Алисы о таком шаге никто не подумал.

— Бог мой! — сказал Бёртон. — Ну а дальше что?

— Я сказала той доле компьютера, что она должна умереть. Она ответила, что знает. Ну и что? Тогда я повторила аргумент, названный в споре с доминирующей властью.

А потом отдала области Логи команду вернуться в прежнее, независимое состояние.

— А доминанта не вмешивалась?

— Нет. Да и с чего бы? Лога не зря назвал ее талантливой идиоткой.

— А потом что?

— Я сказала доминанте, что ее долг — воскресить Моната, чтобы тот мог подтвердить или отменить свой приказ никого не оживлять.

— Ну?

— Экран погас. Я пробовала и так и сяк — он не отвечал.

Бёртон помрачнел.

— И все?

— И все.

— Но почему он прервал связь? Он обязан отвечать оператору.

— Я надеюсь, — сказала Алиса, — что это свидетельствует об его внутренней борьбе. Что область Лога борется с доминантой.

— Чепуха!—крикнул Бёртон.—Не может такого быть, насколько я разбираюсь в компьютерах.

— Ты забываешь, что это не совсем компьютер. Необычный, во всяком случае. Он сделан из протеина, как и человеческий мозг.

— Надо бы разбудить Логу. Скорей всего ничего опять не выйдет, но он единственный, кто в этом смыслит.

Этик проснулся сразу, как будто и не спал. Он выслушал Алису, не задавая вопросов, и сказал:

— Борьбы быть не должно. Приказ Моната должен был поступить и в доминирующую часть, и в мою.

— Это смотря когда приказ был отдан, — сказала Алиса. — Если доминирующие схемы были поставлены после, твоя часть его не получила.

— Но доминанта передала бы его отщепленной доле.

— А может, и нет!

— Если все пойдет, как ты задумала — а я не вижу ни малейшего шанса, — то Монат воскреснет.

— Но я же дала такую команду доминанте.

Лога перестал хмуриться.

— Хорошо! Если это единственный способ спасти ватаны, так и должно быть. Даже если...

Даже если мне придется худо, следовало понимать.

Все позавтракали в столовой, кроме Логи, который ел у себя за пультом. Несмотря на все усилия, он так и не сумел добиться от компьютера прямого ответа. Один из экранов показывал шахту с ватанами.

— Когда она опустеет, мы поймем, что их... больше нет. — Лога сверился с другим экраном. — Еще два поступили. Нет — уже три.

За невеселой трапезой, прерываемой лишь редкими угрюмыми замечаниями, Фрайгейт сказал:

— Нам надо обсудить одно важное дело.

Все молча посмотрели на него.

— Что мы будем делать, когда компьютер умрет? Лога не считает нас достаточно развитыми этически, чтобы позволить нам остаться здесь. По его мнению, мы не способны работать над проектом. И он, по-моему, прав — я исключил бы разве одного Нура. Если Hyp пройдет через верхний вход, Лога разрешит ему остаться.

— Я там уже прошел, — сказал мавр.

Все уставились на него.

— Когда? — спросил Фрайгейт.

— Этой ночью. Я решил, что если смогу оттуда выйти, то и вернуться сумею. И вернулся, хотя мне пришлось нелегко. Я не прошел сквозь поле запросто, как сделал бы этик.

— Твое счастье, — проворчал Бёртон. — Я приношу извинения за то, что называл суфи шарлатанами. Ну а мы, все остальные? Что, если нам не хочется возвращаться в долину? Но коли уж мы вернемся туда, мы скажем людям всю правду. Не все, конечно, нам поверят. Там немало еще христиан, мусульман и прочих, кто держится за старую веру. Да и многие шансеры, вероятно, останутся верны своим догмам.

— Это уж их забота, — сказал Hyp. — Только я не хочу оставаться здесь. Я охотно вернусь в долину. У меня там еще много дел. Буду работать до самого "продвижения".

— Продвижение еще не означает, что ты окажешься у Творца за пазухой, — заметил Бёртон. — С научной точки зрения оно означает всего лишь, что приборы этиков больше не обнаруживают твой ватан.

— На все воля Аллаха.

Бёртон стал думать, хотелось бы ему остаться здесь. Он получил бы такую власть, которой не имел никто на земле и очень мало кто в Мире Реки.

Но для этого ему пришлось бы убрать Логу. Убить его или заключить в тюрьму. Поддержали бы его, Бёртона, остальные?Если нет, пришлось бы и их убрать. Он мог бы воскресить их потом в долине, куда они все равно собираются. Но он остался бы один. Алиса не пошла бы с ним. Хотя — почему один? Он мог бы воскресить в башне кого угодно — и мужчин, и женщин.

Бёртон содрогнулся. Наваждение пришло и миновало, будто кошмар. Он не хотел такой власти и не хотел чувствовать себя предателем. Кроме того, он ясно понимал, что ему такую власть доверить нельзя.

Ну а Лога? Разве он не предатель?

В каком-то смысле — да. Бёртон, однако, был согласен с ним в том, что кандидатам в долине нужно дать гораздо, гораздо больше времени, чем планировали другие этики. Бёртон чувствовал, что и ему самому придется очень кстати продление срока.

Он посмотрел на сидящих за столом. Не скрывают ли эти замкнутые лица такие же мысли? Не борется ли кто-то еще с искушением?

Надо будет последить за ними. Убедиться, что они не замышляют ничего предосудительного.

Бёртон выпил золотистого вина и сказал:

— Все ли согласны вернуться в долину? Поднимите, пожалуйста, руки.

Подняли все, кроме Тома Терпина. Остальные мрачно уставились на него Он ухмыльнулся и тоже поднял руку.

— Уж больно здесь хорошо. Но нет, не хочу тут оставаться. Я бы не выдержал. Попросить, что ли, Логу — может, даст мне с собой рояль?

Алиса разразилась слезами.

— Все эти души! Я думала, что нашла ответ, но...

На стенном экране возник улыбающийся Лога.

— Идите все сюда! — со смехом крикнул он. — Доминанта сдалась, и я только что получил сообщение от другой половины. Алиса, ты была права! О, как права!

Все вбежали в контрольную комнату и столпились вокруг этика. На экране светилось последнее сообщение.

Все радостно завопили и стали обниматься, прыгать и плясать.

Но Лога потребовал внимания.

— Не забудьте, компьютер все еще в опасности! Но он разрешил мне сменить модуль. Я должен идти.

Вот будет насмешка судьбы, подумал Бёртон, если компьютер умрет, не дождавшись, когда Лога это сделает.

Но через десять минут перед ними, собравшимися в столовой, опять явился на экране веселый Лога.

— Дело сделано! Сделано! Я уже дал команду возобновить воскрешения.

Все снова принялись прыгать, кричать и обниматься. Терпин сел за рояль и заиграл "Сент-Луисский рэг"

— Это была длинная, длинная Река, но мы прошли ее до конца! — кричала Алиса. Ее большие темные глаза светились, как экраны, и все ее существо излучало радость. Никогда она еще не была так красива.

— Да, — сказал Бёртон, снова и снова целуя ее. — Нам придется вернуться на эту Реку, но это теперь не важно.

Как все странно и непредсказуемо! Этот мир спасли не вожди и государственные деятели, не мистики, не святые, не пророки и не мессии, не священные книги — его спасли эксцентричный интраверт, автор математических учебников и детских книжек, и вдохновившее его дитя.

Девочка, выросшая потом во взрослую мечтательницу Алису, вызвала к жизни поток чепухи, которая вовсе не была чепухой, — и это Алисино свойство, развиваясь по спирали, позволило ей сделать то, что не удалось другим, и спасти восемнадцать биллионов душ и целый мир в придачу.

Думая об этом, Бёртон случайно увидел, как Фрайгейт устремился к двери, описывая при этом круги и бормоча, что-то несуразное. Потом, нахмурясь, повернул назад.

Бёртон отошел от Алисы и спросил его:

— Ты чего?

Фрайгейт перестал хмуриться и усмехнулся:

— Да ничего. Мне послышались шаги в коридоре. Выглянул, а там никого нет. Померещилось, наверное.

be number one