Реклама

 

 

Немецкий? Carpe diem (лови день. Лат.) могло бы с таким же успехом быть вьетнамским рецептом для приготовления рыбы. После некоторых попыток преодолеть робость и прочистить горло похожий на бандита посетитель осмелился продемонстрировать свой английский:
- Не надо дат Иисуса. Он тебя спросит. Из всего вычти шестьсот сорок.
Плам с полным ртом лучезарно улыбнулся. Апаш продолжал:
- Не всегда одно и то же число, потому у них годы короче. Но, если ты жил на земле после 1200 года его времени, он заинтересуется тобой.
Плам проделал математическое действие. Что касается шестисот, эта часть была легкой: тысяча триста - тра-та-та. Тысяча триста сорок два. Можно округлить: пятьдесят, шестьдесят, семьдесят. Он спросил:
- А хочу ли я быть интересным?
Апаш засмеялся. Он мог бы сказать touche, но норманнское завоевание не дошло до Аризоны.
После пудинга Плам попробовал облегчить свою ситуацию среди этой толпы:
- Ох, жизнь после смерти полна досуга.
Ирония, очевидная в этой фразе по-английски, не выдержала перевода. Он восстанавливал веселое настроение, вызывая этим полное молчание слушателей, пока двое в черных одеяниях - и много же вышло бы кильтов из этой зря потраченной материи! - не подошли и силой не поставили его на ноги.
Местная жандармерия промаршировала с ним налево и повела через крытый портик в коридор без крыши. Коридор обжигаемый полутропическим солнцем, раздваивался, по обе стороны шли камни, похожие на хорошо отполированные зубы. Отлично сказано, подумал Плам, всегда он был искусен в подборе метафор и сравнений.
Далее его путь лежал через неглубокий пруд, и снова на свежий воздух. Некоторое время все трое оставляли мокрые следы ног, потом лабиринт расширился, чтобы перейти в поле - маленькое, даже для крикетного матча.
Хаким ждал под деревом. Если смотреть на него вблизи, мог похвастать героическим семитским лицом: точно ассириец, только что сошедший с фрески, минус борода и украшения. На расстоянии от него стояли два стражника, расстояние было настолько безопасным, насколько это можно было позволить, но Плам все-таки вспомнил все эти библейские истории - насчет волков в поле и о горах отрезанных голов.
Он поклонился, неуверенный в местных обычаях, его эскорт отошел, присоединившись к другим стражникам. Хаким сразу приступил к делу:
- Когда ты умер?
Плам ринулся навстречу опасности:
- В 1380 году, - он немного преувеличил, - после того, как Мухаммед сделал свое дело, чем бы оно ни было.
- Ты даже вычислил. Хорошо, - таким тоном, как сказал бы: "хороший щенок..." или "хороший неверный". Хаким прошел по кругу:
- Ты получишь хижину. Видишь этот ряд? По хижине каждому моему историку. Я в этом мире оказался отставим, так что будешь мне помогать. На кого ты нарвался?
Этот Аль-Хаким би'Амр Алла имеет кое-что на своей стороне: он знает, как вывести человека из равновесия.
- В твоих, нескольких жизнях, - добавил Хаким. - Гитлер? Ленин?
Плам покачал головой:
- Царица Билкис. Это было в мое первое воскрешение. Они с мадам Блаватской установили теткократию женщин, которые на земле прожили долгие жизни и научились не воспринимать дерзких реплик. Эта Блаватская - она ввела эту религию в действие, когда я был школьником. А... э...
- Да?
- Я прекрасно умею организовывать издание газет; это только в реальной жизни я неудачник. Хотите знать всех голливудских типов, которых я встречал на Земле? Кино-звезды. - И он продолжил: - Кларк Гэйбл, Фред Эстер, бродвейские парни.
- Царица Билкис - мифическая фигура, - заметил Хаким.
- Для мифа она была уж очень фигуристой, - ответил Плам. -.Она весила больше меня на стоун или два... и чертовски настаивала, чтобы я выучил арабский. Кто еще? Соседи Билкис из-за реки нацеливали ружья на принца Фердинандо Монтесиноса, который претендовал на то, что был раньше кем-то важным. Но тут я бесполезен, я имею в виду, что не могу сказать, была ли Ровена дочерью Хорсы или Хенгиста.
- Ровена? - Хаким обладал даром терпения.
- Вверх по Реке шли сплетни о том, что она вышла замуж за Райдера Хаггарда, но аллах его знает, за сколько королевств от меня это случилось; где-то вдалеке царства императора Алексия. Меня убили из-за Билкис, неужели не знаете? Я пошел грудью на копье из-за того, что мое новое зрение было слишком хорошим.
Плам мчался дальше на всех парусах, раз уж ему удаюсь завладеть вниманием Хакима:
- Настоящий-то я был слепой, как летучая мышь. Снимал очки только перед тем, как ложиться спать. Мне нужно было, чтобы все перед глазами все расплывалось, не то не заснуть. Весь период перед Билкис и ее синедрионом тетушек страдал бессонницей, как никто другой. Я был пьян в драбадан, когда принц Фердинандо причалил к берегу со своей армадой.
"Вторжение!" - закричали местные. "Вторжение? Что? Где?" - я зевнул, нащупывая свою дубинку.
. Черные глаза Хакима пристально впились в него, несмотря на отклонение от темы.
- Но ты, может, знаешь о Ленине, - прервал он. - И о большевистском движении? Они уже достигли полного коммунизма в твою эпоху на Земле?
Безусловно, эта резкая перемена темы означает что-то глубокомысленное, подумал Плам.
- Ленин умер... простите мою математику... лет за пятьдесят до меня. Россия продолжала отправлять и возвращать спутники. Они покупали мои книги, разве вы не знаете? Покупали их - будь здоров! Массу чертова времени я потратил, придумывая, что сделать с их рублями - потому что мои герои были идиоты-капиталисты, и им это нравилось.
- Так ты писал книги.
- Беллетристику. Музыкальные тексты. Забавные. Хаким игнорировал эти слова.
- Пятьдесят лет. И дело Ленина процветало? Это у орла есть такая привычка - клюнуть здесь, клюнуть там - и делают паузы между кусками, чтобы поразмышлять над своей добычей. У Хакима крутая внешность орла - и все время на свете в его распоряжении.
- Красные-то? Ну, в некотором смысле, поднимались по каменным ступеням из громадного количества мертвых к высоким материям. Политика не была моей стихией. Когда настало лето, человек перестает жить ужасами зимы, а я летний человек.
Хаким кивнул в ответ на эту метафору. Он заговорил с задумчивым сочувствием:
- А все эти люди в черных одеяниях - люди зимние. Это делает религия. Они мигрируют вверх и вниз по Реке, целыми неделями, потому что слышали, что их Хаким вернулся после своего исчезновения. Я должен завоевывать новые грейлстоуны, чтобы кормить их всех, а потому мои соседи меня ненавидят. Возможно, они правы. Ведь мессии - зло, разве нет?
Плам пожал плечами. За несколько часов пребывания здесь он находился под впечатлением, что мистер Аль Хаким би'амр Алла был богом во плоти для друзов, которые доминировали на этом участке Реки. Он был Мухаммедом современности. Такт требовал, чтобы он проявил желание проклинать этого человека в лицо.
Он размышлял - что сказать? Пока он раскидывал мозгами, Хаким оставался непроницаемым.
- Твоя хижина. Последняя в углу. Мы туда пойдем.
И они пошли. Там оказалась кровать, небольшой стол, дверь и окно. Во время участия во Второй Мировой войне у Плама бывало и похуже. Куда хуже. Учитывая нехватку зданий в районе Реки, эта бамбуковая коробочка могла сравниться с многокомнатным номером в Ритце.
Богоподобный и, вероятно, злой Хаким сделал жест - это твое, - и удалился. Плам вошел внутрь, положил свой грааль на стол и попробовал матрац. Вместе пружин были веревки, но оказалось удобно.
Личная жизнь!
Лицо Плама вытянулось. Неплохо, что досталось и такое, но Мир Реки продолжал оставаться адом. Ни бумаги, ни чернил, ни прессы. Как ему здесь функционировать? Единственное, что он делал хорошо, было ему недоступно. А за исключением этой деятельности, он полный дурак. Его роль "советника по истории" была просто дурацкой. Ни один человек, вынужденный пребывать в двадцатом столетии, не обратил меньше внимания на его особенности.
Кроме того, Хаким. Когда Плам говорил, проявлялись причуды его ума. Хаким был такой же непостоянный, как и он, но при одной ужасающей разнице: у него в мозгу была целая бездна. В перемене тем он следовал хитрому ментальному алгоритму, который губил его собеседника.
Говоря о литературе, Плам всегда находил, что дурно проникать в психологию своих отрицательных героев. Теперь же, когда он был действующим лицом рассказа, вместо того, чтобы его писать, у него появилось иное ощущение. Плам сожалел, что ему ничего неизвестно о внутренних побуждениях его автора. Он был бедным мулом Хакима, ведомым при помощи морковки и палки, но почему?
Почему Хаким намекал, что на самом деле он вовсе не выдумка, которую почитают его поклонники? Что-то не сходилось. Что здесь происходит? Через некоторое время Плам встал и вышел в "сад" - этот гигантский окруженный резиновой стеной луг для игры в крикет - чтобы проверить, не имеют ли его сотоварищи, советники по истории, каких-либо соображений.
Он получил целые фонтаны информации. Бывший торговец галантерейными товарами из Смирны указал направо, на стену, противоположную их ряду хижин.
- За ней - женская сторона, - объяснил он. - Хаким проводит с ними гораздо больше времени. Мы - запасная команда. Он использует нас, чтобы проверять их факты. Когда Мария ему рассказывает о том, что Кемаль Ататюрк делает то-то и то-то, он рыскает кругом, чтобы убедиться в этом.
- Мария?
- Предполагается, что мы не знаем их имен, - пояснил Набух ад-Наср, который считался экспертом по политике Среднего Востока за две тысячи лет до того, как Хаким стал Имам-Халифом. Плам нашел странным, что современник Ветхого Завета должен скакать с бодростью юноши и быть таким же легкомысленным мальчиком, как боец афганского сопротивления - несмотря на свою любовь к макияжу и тщательно подведенные глаза, этот последний был экспертом по девяти военным организациям, воевавшим с советскими захватчиками.
Ни один из перечисленных выше, если по честному, не был арабом: они были турок, аморит и патан. Но это было необходимое условие для здешнего проживания, которое они заставили себя принять, и поэтому у них были хижины, в то время как Джим Апаш вынужден был ютиться в лагере в углах, пока не станет разговорчивым. Плам повторял имя в арабском звучании, как будто бы по-английски "Мария" произносится иначе. Прежде чем он успел рассмеяться над самим собой из-за собственной глупости, Джим ответил на ломаном арабском:
- Она лучшая королева гарема. Она много говорит о Ленине.
-О Гитлере тоже, - сказал галантерейщик.
- Хаким ревнивый. Он думает - он сравняется в истории с этими двумя, - вставил юный иракский принц, убитый в какой-то стычке в 1950-е.
Плама удивила и откровенная враждебность принца, и общая свобода слова внутри этих стен, но большинство заговорщиков попали сюда тем же путем, как и он, "проехав по дешевому билету". Они были наполовину готовы и почти хотели умереть опять.
Существовали худшие виды наказания, чем смерть. Можно было услышать о королевствах, где процветало рабство: слепых, обездоленных заморышей держали в тюремном заключении, украв у них грааль. Если бы Хакиму была нужна репутация насильника, он мог бы поступить таким же образом. Но он этого не делал. Это давало передышку. Это заставляло думать, - а не имеет ли Хаким в душе чего-то доброго - и пытаться узнать это.
Плам Вудхауз уснул, размышляя над этой проблемой и не найдя ответа. Ежедневные дожди начинались как раз перед рассветом. На завтрак дали булочку и горячий суп с вермишелью, стражники отбирали обычную таксу. Для несуществующей трубки Плама не будет никакого табака, а после - никакой пишущей машинки, которой можно было бы занять себя, никакой аудитории для последнего приключения в Замке Вежливой Обходительности. Что остается? Чего стоит такая жизнь?
В тот день, ближе к вечеру, добрый человек Хаким и его приближенные навестили мужскую сторону сада, бродя из хижины в хижину для разговоров с местными жителями. Добравшись, наконец, до Плама, мастер оккультных наук друзов разыгрывал радушного хозяина:
- Что неладно? - спросил он после того, как Плам выразил ему благодарность за свое жилье. - Не хотел бы ты пройтись по этой стране зимнего благочестия? Я и сам чувствую себя ограниченным в пространстве, поэтому мы организуем походы и экскурсии, и пикники. Ты не должен думать, будто ты пленник.

be number one