ГЛАВА 3

Становище было столь же убогим, сколь и все прочее в Мире Реки. Мы принесли сюда с собой все наши умения, верно, но нам не хватало нужных материалов. Хорошим примером служат "пригороды" - чуть больше, чем расставленные по кругу хижины на лесной полянке. У восточного края стоит мужчина, держа грубое копье, а позади него четверо детишек явно заняты игрой в шарики - сидят на корточках в кружок на грязной и голой земле.
Мужчина с копьем шагнул вперед и произнес:
- Вы мистер Хэммет.
- Я самый.
- Не то, чтобы вам не рады, мистер Хэммет, но мы предпочитаем жить сами по себе. Поэтому у нас двадцать четыре часа в сутки выставлен часовой.
Если в его обязанности входило свирепое поведение, то он с ними справлялся неважно. Здоровенный верзила, да, но уж больно учтив, а это не к лицу предполагаемому мордовороту.
- Я бы хотел видеть Мистера О'Брайена.
Он ухмыльнулся. Чем-то он смахивал на переросшего ребятенка.
- Ну что же, это избавляет нас обоих от хлопот.
- Не понял...
- О'Брайена здесь нет... - Он наклонил копье в направлении глинобитных лачуг. В этот миг от домишка к домишку пробежал мальчик, за которым со смехом гналась оная девушка. - Он где-то там на Реке. - Верзила кивнул в сторону Реки. - И я не могу помешать ему туда ходить. Все, что я должен делать - это охранять поселок.
- А что именно кажется вам таким опасным в нас, что вы держитесь особняком?
- О, ничего личного, мистер Хэммет. Просто мы добропорядочные балтиморские христиане, приверженные устоям, а вы из Сан-Франциско. Для нас это все равно что другой мир. Но мы не питаем к вам ненависти. Каждый день наш проповедник, и мы с ним вместе молимся за ваши души.
- Ну, это чертовски любезно с вашей стороны. Он передернулся при слове "чертовски", а затем принялся раздумывать, а не насмехаюсь ли я над ним. Тут я оставил его и направился к Реке. Прежде чем я вышел из лесу и отыскал узкую извилистую тропу, бегущую параллельно воде, я услышал вдали мерное "хлысть-хлысть". И понять не мог, что бы это значило.
Я двинулся по этой тропинке, не обращая больше внимания на капли, шлепавшиеся с зеленых листьев у меня над головой; и там, где тропа огибала великолепный, пушистый куст, я отыскал О'Брайена. Он был высок, с виду - типичный ирландец, и всей своей повадкой выражал угрозу, старательно и несколько театрально. В руках он держал большой лук, из которого одну за другой пускал стрелы в почерневший от дождя древесный ствол. Стрелы издавали то самое "хлысть-хлысть", которое я слышал. Маленькая женщина с печальным лицом, казавшаяся старше, чем она, вероятно, была, бегала за стрелами и приносила их обратно. Создавалось впечатление, будто она напрягала все свои силы, выдергивая их из дерева. Было нечто вызывающее в том, как он обращался с этой измученной женщиной.
Женщина первая меня увидела. Она несла ему последнюю стрелу, когда бросила случайный взгляд на меня и кивнула в моем направлении.
Он обернулся и воззрился на меня в упор.
- Это еще кто, черт побери?
- Это мистер Хэммет, - ответила женщина. - Он прославленный писатель и умер, примерно, через тридцать лет после нас.
- Заткнись, безмозглая сучка, - сказал он, вручая ей лук. Затем шагнул ко мне. - Или не знаешь, как меня тошнит от того, что ты вечно встреваешь?
Женщина выглядела так, словно он ее отхлестал. Я остановился, примерно, в пяти футах от него.
- Вы О'Брайен?
- А если да, так что?
- Мне нужно с вами поговорить.
- О чем?
- Кое о чем личном. - Я кивнул в сторону женщины. - Может быть, ваша жена могла бы чуток отдохнуть.
- С каких это пор вас заботит моя жена? Женщина, усталая, грязная и взвинченная, подошла к нему, как если бы он был великим каменным идолом, а она неустанно молилась ему.
- Я вернусь в поселок и отдохну.
- Да. Как будто ты уже недостаточно наотдыхалась.
У меня возникло ощущение, что он вот-вот закатит ей пощечину. Я не забияка, и никогда не был забиякой, но он мне достаточно не понравился, чтобы мне доставило удовольствие вздуть его даже, если потом он поколотит меня.
Он принялся пихать ее. Она едва не упала наземь, но я хватил ее за руку и поддержал. Она вперила в меня взгляд, полный извечной скорби и страха. Женщин вроде этой было немало по всему Западу в мои дни, их жизнь шла счастливо, пока им не стукнет шестнадцать, а затем они становились, считай, рабынями при свирепых мужьях и печальных одурелых детишках и жили горячим черным кофе, невысказанными словами и не встретившими отклика молитвами.
Я хотел ее поддержать, ничего чувственного, только поддержать из чистой доброты, в которой ей так долго отказывали.
А затем я замахнулся. Я не собирался его бить, в сущности, я едва ли осознавал, что делаю, но как раз, когда мой кулак устремился к его лицу, она толкнула меня под локоть, и мой кулак по дуге пролетел мимо.
- Я не хочу, чтобы вы пострадали, мистер Хэммет, - сказала она, торопливо обежала большой пушистый куст под косым серебристым дождем и пропала.
- А ты, похоже, задира? - рассмеялся О'Брайен.
- Ты бы вполне мог обходиться с ней чуточку получше.
- А ты видишь, какая она из себя? Она позволила себе состариться. То же самое было и в Балтиморе. Черт, она не так уж скверно выглядела, когда возродилась у Реки, но тут же все опять покатилось к дьяволу. - Он ухмыльнулся. - Мне нужна какая-нибудь свежая милашечка, пока мои причиндалы еще на что-то годятся.
- Ты об Арде?
Его глаза сузились. Плоский нос, который, как ни странно, сообщал ему грубую привлекательность, стал на вид еще свирепей.
- А что там с Ардой?
- Кто-то пытается повредить ей. - Я наклонился и по-добрал одну из его стрел. Точь-в-точь, как та, которую Арда показала мне в своей хижине. Я поднял глаза и встретился с ним взглядом. - Недавно кто-то пустил в нее стрелу.
- Ей нужен мужчина.
- У нее есть мужчина.
- Это Эдгарчик, что ли? - Он скорчил рожу. - Он нюня, какого я еще не видел.
- Кажется, она так не думает.
- А какого дьявола тебе во всем этом?
- У нее создалось впечатление, будто кто-то пытается разлучить ее с По. - Я поднял стрелу. - Точно такую же стрелу пустил в нее покушавшийся.
- Ты хочешь сказать, что я в нее стрелял?
- Не исключено.
Тогда он попер на меня, но он был, слишком тяжелым, чтобы двигаться быстро, и я переместился вправо, пока он подавался влево.
- Арда хочет, чтобы ты оставил ее в покое.
- Это мое дело.
- У тебя есть жена. Почему ты не попытаешься уделить ей немного времени?
Но я опять впадал в ханжество. Тогда я подумал о своей жене, то, которую оставлял на Эдди-стрит с дочкой, в то время как сам уходил, чтобы в подпитии принимать восхваления Лилиан и ее лощеных друзей. Я был не в том положении, чтобы читать моральные проповеди даже мужлану вроде О'Брайена.
Он выхватил из моей руки стрелу и сказал:
- Будь я на твоем месте, я бы отсюда смылся.
- Не забудь о том, что я тебе сказал. Арда хочет, чтобы ты оставил ее в покое.
- А я считаю, что это других не касается. Он тут же развернулся и, подобрав лук, пустил стрелу прямехонько в твердую, отполированную сердцевину дерева. Нетрудно было вообразить, как он стрельнет в меня.