Сэм Московиц
ФИЛИП ЖОЗЕ ФАРМЕР

"Одной из наиболее бросающихся в глаза, наиболее знаменательных особенностей научной фантастики является ее чуть ли не полная бесполость, отсутствие в запасниках даже бутафории на этот случай, - разумеется, если не считать того, что нарочито подчеркнуто разыгрывается в лабораториях "сумасшедших ученых" во всевозможных переделках для кино", - утверждает Дж. Легмэн (именуемый "непререкаемым специалистом современности по эротическому фольклору") в своем труде Азы: Очерки об эротике в фольклоре и в литературе (The Horn Book, Studies in Erotic Folklore and Bibliography, 1964).

Как ни обоснованны, вообще-то говоря, суждения Дж. Легмэна, следует заметить, что его наблюдения в области научной фантастики, предшествовавшие его переезду на Французскую Ривьеру в 1949 году, достаточно поверхностны, а с тех пор он, судя до всему, и вовсе перестал соприкасаться с нею. Иначе он непременно набрел бы (и впоследствии о том не позабыл бы) на некоего жителя Среднего Запада, носящего самую подходящую для этих мест фамилию Фармер, и на его небольшой по объему роман Грех межзвездный [The Lovers], опубликованный в августовском номере журнала Startling Stories за 1952 год и породивший быстрый, но не безболезненный переворот, который означал возрастное созревание научной фантастики.
В сопроводительной заметке редактора журнала Startling Stories Сэмюэла Майнза говорилось: "Мы полагаем, что это произведение - работа тонкая и прелестная, но в то же время поразительная по своей мощи... Мы считаем, что Филип Жозе Фармер - настоящее открытие этого года". В другом разделе того же номера он продолжил эту мысль: "Мы думаем, что Грех межзвездный - произведение значительное. Но значительное не тем, что это высокая литература, а тем, что заставит множество прекрасных писателей привскочить и пробормотать слова, которые потом еще долго будут цитировать:

"Господи, неужели в научной фантастике дозволительно нечто подобное! Вот не знал". Или что-нибудь еще в этом духе".

Оглядываясь назад, легко сделать вывод: он был стопроцентно прав.
Решительным шагом вперед оказалась в романе Грех межзвездный следующая сюжетная коллизия. Земной корабль садится на планете, где господствующий вид разумных существ развился из членистоногих. А в среду жившей там несколько ранее расы млекопитающих, аналогичной людям, просочился паразитирующий вид членистоногих, в точности уподобившийся женщинам. Эти паразиты, "лэйлиты", сплошь были самками и могли размножаться только спариванием с самцом-человеком. Забеременевшая мать оказывалась обречена на гибель, а ее плоть служила кормом для личинок, пока те не созреют для появления на свет. "Лэйлиты" обнаружили, что прием солидной дозы дурнопахнущего спиртного, приготовляемого из сока неких жуков, предупреждает беременность. Когда землянин Ярроу, которому неведома истинная природа "лэйлит", вступает в связь с одной из них по имени Жанетта, он влюбляется в нее настолько, что в надежде излечить возлюбленную от, как он считает, прогрессирующего алкоголизма, подменяет "таракановку" иным зельем, по его мнению, достаточно безобидным. Происходит зачатие, и Жанетта гибнет.

Эта любовная история развивалась на тщательно прописанном фоне и излагалась увлекательно с помощью доброкачественных литературных приемов. Как сказано давным-давно: "Заимствование у одного автора - это плагиат, заимствование у многих - творческий поиск". Фармер в долгу примерно у двух десятков писателей, но то, что он хоть и заёмными простыми средствами, однако осуществил сам, стало его личной собственностью, самостоятельной и неповторимой.

Так, например, тему взаимоотношений полов, звучащую в его рассказе столь естественно, он вполне мог позаимствовать у Л.Спрэга де Кампа, чьей работой всегда восхищался, и чей роман Королева-плутовка [Rogue Queen], описывающий способы воспроизводства и общественные нравы в коллективе гуманоидов, построенном по образцу пчелиного роя, вышел в издательстве "Doubleday" как раз весной 1951 года. Внешний же облик "жучей", господствующей расы на чужой планете, Фармер взял из книги Лаймена Фрэнка Баума Чудесная страна Оз [The marvelous Land Of Oz], в которой действовал знаменитый персонаж по имени "Жук Кикимора"*1. Еще одно свидетельство влияния Баума видно в названии чужой планеты - "Оздва" ["Ozagen"]. Отношение людей к чуждым существам во многом восходит к Стэнли Дж. Вейнбауму. Стилистический "модерн" и тщательная проработка картины цивилизаций будущего напоминают о Роберте Э. Хайнлайне. Однако все сказанное - принижение Фармера не в большей степени, чем, например, утверждение, что творчество Рэя Дугласа Брэдбери являет собой парадоксальное смешение стилей Эрнеста Хемингуэя и Томаса Вулфа, причем то, что Брэдбери на свой манер соорудил из всего этого, определенно принадлежит одному ему. Точно так же то, что Фармер позаимствовал у многих и превратил в однородную смесь, представляет своего рода личное достижение.

Но привела в восторг других писателей, как и следовало ожидать, вовсе не эта успешная литературная оборотистость, а та сенсация, которую Фармер произвел, используя тему взаимоотношения полов как центральную. Собратья по перу увидели в этом преодоление барьера, до сей поры неприступного, и мгновенно хлынули в образовавшуюся брешь.

Так, калифорнийский автор Шервуд Спрингер, прочитав роман Фармера, тут же пустил в дело рассказ, который уже год как написал в расчете первоначально на того же редактора Майнза. Он был опубликован под названием Нет земли Нод [No Land Nod] в декабрьском номере журнала Thrilling Wonder Stories за 1952 год, и речь в нем шла о продолжении расы, когда последние мужчина и женщина на Земле оказываются отцом и дочерью. Окончательное решение в результате принимает дочь, как это уже было в случае с дочерьми Лота в библейской Книге Бытия.
Обратную схему использовал Уоллес Уэст в своем рассказе А короче, так Эдди [Eddle for Short], опубликованном в журнале Amazing Stories в декабре 1953 года. Единственная оставшаяся в живых на Земле женщина, поняв, что беременна, приходит к выводу, что должна родить мальчика, чтобы человечество могло существовать и впредь.

Начиная с этого момента, писатели-фантасты решили быть смелыми всюду и во всем. Вперед вырвался Теодор Старджон со своим Напрочь затерянным миром [The World Well Lost] в журнале Universe Science Fiction (см. июньский номер за 1953 год), в котором пара попугайчиков-неразлучников с другой планеты оказывается четой гомосексуалистов. Для полноты картины: он же напечатал в журнале Startling Stories за август 1953 года рассказ Цена синергии [The Wages of Synergy] с таким зачином: с женщиной, чей любовник умирает во время нежных ласк, приключается нервный шок. А через несколько лет им же было написано Дело о зеленой обезьяне [Affair with a Green Monkey], попавшее на страницы журнала Venture Science Fiction в мае 1957 года и оказавшееся ни чем иным, как искусной перефразировкой сального анекдота.
Возможно, сдвиг в этом направлении назревал так или иначе, и Грех межзвездный лишь по счастливой случайности возглавил неизбежное смещение. В романе Альфреда Бестера Человек Без Лица [The Demolished Man], напечатанном в журнале Galaxy Science Fiction за январь-февраль-март 1951 года, уже было заявлено со всей определенностью: завтрашний мир убедится, что стоит он на взаимоотношениях полов. А Ричард Мэтисон всю свою небольшую повесть А близ меня - как любовник [Lover When You`re Near Me] (см. журнал Galaxy Science Fiction за май 1952 года) построил вокруг телепатического совращения землянина инопланетянкой, физически с ним не совместимой.

И все же научная фантастика блюла притворную стыдливость, превзойти которую мог бы в своих рассказах разве что Фрэнк Мерриуэлл. Даже в фантастических книгах, выпускаемых в твердом переплете, высокая цена которых предопределяет взрослость читательской аудитории, проблема общения полов гостила редко. И все-таки она появилась как лейтмотив в романе С.Фаулера Райта Потоп [Deluge, 1928], где оставшиеся в живых после Всемирного потопа мужчины сражаются за обладание женщинами. Ну а уж вольности, допущенные Олдосом Хаксли в его романе О дивный новый мир [Вгаvе New World, 1932], поспособствовали его коммерческому успеху не в меньшей степени, нежели приведенные в нем умозрительные выкладки на тему о том, что, постепенно смелея, детвора перестает рассматривать картинки и играть в фантики, а начинает яро щупать друг дружку. Вся философия этого романа проникнута проблемой пола в ее связи с воспроизводством человеческого рода. Гораздо более серьезен и философичен оказался роман Олафа Стэплдона Последние и первые люди [Last and First, 1931], в котором рассматривалась история будущего человечества на сотни миллионов лет вперед, причем особо подробно - перемены в отношениях полов и в нравах развивающейся расы. А более поздний свой роман, Сириус [Sirius, 1944], Стэплдон выстроил на трагических взаимоотношениях между девушкой и псоммутантом, обладающим умственными способностями на уровне человека.

Тем не менее, если говорить о столь ранних временах, как тридцатые годы, книги в твердом переплете уже не представляли главного течения в научной фантастике и скромно существовали где-то на обочине. Фундаментом научной фантастики, основным полем ее развития, были тогда такие журналы, как Amazing Stories, Wonder Stories и Astounding Stories, а на их страницах вовсю царило строжайшее пуританство. Слабый пол если и допускался сюда, то не иначе как в роли профессорской дочки, обреченной исключительно на похищение жукоглазым чудищем, с тем, чтобы было кого спасать. Некоторые психологи склонны были провидеть в этой незатейливой фабуле скрытый сексуальный смысл, но, вероятно, читатели были в большей степени правы, нежели наивны, когда полагали, что чудовище ведет себя столь неблагонравно просто с голоду.

К числу редких "сочных" моментов, доступных прилежному исследователю, можно отнести эпизод из романа писательницы М.Ф.Руперт Сквозь Хьюиттов луч [Via the Hewitt Ray], опубликованного весной 1930 года в журнале Science Wonder Quarterly. Луч уносит дочь изобретателя Люсиль Хьюитт в четвертое измерение. Там владычествует насквозь женская цивилизация, сохраняющая малое число мужчин только ради нужд воспроизводства. Однако путем дотошных расспросов мисс Хьюитт открывает скандальнейшее обстоятельство: "самцы, чьи умственные способности в среднем ниже принятой нормы, но отличающиеся красивой внешностью, специальным образом стерилизуются и размещаются на тринадцатом этаже.

- Что толку вам в стерильных мужчинах? - заметила Люсиль Хьюитт. - Зачем вы их содержите?

- Мы переменили многие вещи, - откровенно объяснили ей, - но мы не способны изменить глубочайшие из природных инстинктов, не подвергая опасности будущее расы. Двух детей женщине родить можно, а третьего уже нельзя. Но древний биологический побудительный мотив в нас жив, и тогда нам без стерильных самцов не обойтись.

- Но это же попросту безнравственно! - возразила Люсиль.
Ее провожатая уклонилась от диспута на темы нравственности, ограничившись следующими словами:

- Да, на ваш взгляд, в соответствии с вашей нормой нравов, это предосудительно, однако по-нашему это самый простой способ справляться с трудностями".
Читательских откликов на этот "непристойный" диалог в Science Wonder Quarterly не последовало - возможно потому, что он занял всего несколько абзацев в номере, который во всем остальном был выдержан в наивысших нормах Фреда Бесстрашного.
Журнал переименовали в Science Wonder Quarterly, но от "вольностей" не уберегли, и в зимний номер за 1931 год пробилась развеселая игривая сатира Дона М. Лемона Алая планета [The Scarlet Planet]. Корабль с Земли садится на планете, населенной тысячами девиц, причем еще столько же пребывает в подземных хранилищах в состоянии анабиоза. Одни из них - вампиры-кровососы, другие - полузмеи, из слез которых выделяется усыпляющий газ. Но землянам все нипочем: они шутя завоевывают этот мир, перемигиваясь и обмениваясь репликами, как нельзя более подходящими к случаю. И хотя под конец им удается преобразить парочку таких исчадий ада в честных благоверных, читатели так и не смогли принять героев, "способных на подобный образ мыслей". Дон М. Лемон публиковал свои фантастические вещицы в журналах типа All-Story Magazine с 1905 года, однако Алая планета осталась его первой и последней попыткой напечататься в специализированном научно-фантастическом журнале.

Так что, если не считать нескольких "младенцев из пробирки", журналы блюли кристальную непорочность вплоть до выхода в свет в августе 1938 года первого номера Marvel Science Stories. Редактор Роберт О. Эрисмэн не только предоставил место одному из лучших романов всех времен о подземных цивилизациях, а именно роману Артура Дж. Бёркса Выживание [Survival], но и решил, что настало время пощекотать публике нервы. Генри Каттнер, которому впоследствии предстояло стать крупнейшим экспериментатором в современной научной фантастике, предложил журналу несколько наскоро сляпанных боевичков. Эрисмэн выразил готовность пустить их в ход, если будут вставлены рискованные пассажи в духе Horror Tales и Terror Tales, то есть в духе сексуальной настойки на садизме. Каттнер подогнал под эту формулу четыре рассказа, и они как под его именем, так и под псевдонимами были опубликованы в первых двух номерах Marvel Science Stories. Вопли протеста оказались таковы, что из третьего номера весь секс пришлось выкинуть, а имя Каттнера подверглось настолько сильной дискредитации у любителей фантастики, что на восстановление своего реноме и реноме своих псевдонимов у него ушло пять лет.
Когда конкуренция с потопом новых НФ журналов поставила Marvel Science Stories в 1939 году на грань банкротства, его название, начиная с декабрьского номера, было изменено на Marvel Tales, а сам он был полностью переориентирован на секс и садизм. В этом духе удалось выдержать всего два номера, вышедших с полугодичным разрывом, после чего последовала очередная перемена названия на Marvel Stories, сопровожденная объявлением в ноябрьском номере за 1940 год, что отныне журнал "порывает с этим грязным делом".

Были деятели, считавшие, что запрет на секс ошибочен. Так, доктор филологии Томас С.Гарднер в декабре 1945 года на страницах журнала Fantasy Times высказался следующим образом: "Секс следовало бы инкорпорировать в научную фантастику как норму повседневности и следовало бы трактовать его со всех углов зрения точно так же, как дискутируются политические системы... Но стоит только упомянуть о нем - и не в переносном, а в самом что ни на есть буквальном смысле разгорается рукопашная. Секс оказывается под запретом из запретов, вокруг него бушуют непримиримейшие страсти. А почему это так, понять очень трудно".

Дж. Легмэн, оракул современной эротологии, выдвинул собственный тезис: "Причина такого умолчания о сексе в научной фантастике не в излишней осмотрительности и не в цензуре извне, а в том, что широчайший процент аудитории истинной научной фантастики состоит из подростков (продолжающих читать ее по мере взросления), которые панически боятся женщин, секса и даже одного вида волосатого лобка".
На худой конец, вышесказанным можно объяснить отстраненность научной фантастики от сексуальных проблем, однако абсолютного отказа от этой темы вплоть до выхода романа Фармера этим тезисом не объяснить. Наиболее правдоподобный ответ, вероятно, заключается в том, что научная фантастика есть литература концепций. Те, кто ее читает, гостят, а то и надолго поселяются в убежище, где есть простор для рациональной мысли. Стоит только пожелать, секс, вульгарный или художественный, может быть доступен каждому в бесчисленных формах, а вот полюбившиеся упражнения в умозрительных построениях способна предоставить читателям только научная фантастика.

В качестве научной основы для своих произведений Фармер избрал биологию, а биология, надо же так случиться, охватывает и проблемы пола. Не упоминая о них, таких произведений написать попросту нельзя. Взаимоотношения полов оказались непременной стороной сюжетов, построенных на научных концепциях, Прежде ускользавших из поля зрения жанра. Простор для рациональной мысли открывался - не суть важно, что за проблема находилась в центре внимания: проблема пола или какая-нибудь другая, - тем самым законная функция научной фантастики была соблюдена, и Фармер выиграл бой. До него за эти темы и под этим углом зрения не брался никто и, следовательно, он один из тех, кто помог научной фантастике совершить крупный шаг вперед.

Он родился в городе Терре-Хот в штате Индиана 26 января 1918 года и при крещении получил имя "Филип Джоуз". "Джоуз" ["Jose") - так звали его бабушку по отцу, но впоследствии сам Филип стал произносить и писать это имя на французский лад- "Жозе" ["Jose"], как мужское; он не мог смириться с тем, что носит "бабское" имя, и справедливо счел, что переделка придаст его банальной фамилии "Фармер" некоторую красочность. А фамилию "Фармер" отец писателя, урожденный Джордж Парк, принял в честь родни, которая его вырастила. Отец был по профессии инженером-электриком, исповедовал "Христианскую науку"* ирландско-английско-голландского толка. В жилах матери Филипа, Люсиль Теодоры Джексон, текла смесь немецкой, индейской-чероки, шотландской и английской кровей, она присоединилась к "Христианской науке" после выхода замуж.

Филип был в семье одним из пятерых детей. Детство у него было вполне благополучное. Даже во времена Великой Депрессии семья была сыта, одета и сохранила свой дом. Однако сверхстрогое пуританское воспитание привило Филипу заметный комплекс неполноценности, хотя он участвовал в школьном драматическом кружке и первенствовал в футболе, в прыжках в длину и на гаревой дорожке.
Досуг он посвящал чтению. Список его любимых авторов возглавляли Эдгар Райе Берроуз, Г.Райдер Хаггард, А.Конан Доил, Жюль Верн и Карл Х.Клауди, и, когда он наткнулся на первый номер журнала Science Wonder Stories, а было это в июне 1929 года, его поискам идеала пришел конец.

Два лета подряд, в 1935 и 1936 годах, он устраивался сезонником-землекопом в компанию "Сентрал Пауэр энд Лайт" в городе Пеория, где его отец работал инженером и инспектором. Дважды, в 1936 и затем в 1937 годах, Филип пытался поступить в местный частный университет Брэдли, но в конце концов на три года ушел а землекопы. Вернулся в колледж Брэдли в 1940 году и там встретил Бетт Вирджинию Андре, в ту пору первокурсницу. Весной 1941 года они поженились. Первый ребенок в семье, Филип Лэйрд, родился в 1942 году, второй - Кристен - в 1945-м. Чтобы содержать семью, Филип Жозе с середины 40-х годов одиннадцать лет подряд работал-чернорабочим, позже - обрубщиком, а еще позже - контролером на сталепрокатном заводе фирмы "Кейстоун Стил энд Уайр" в Бартонвилле, штат Иллинойс. И только в 1950 году, прихватывая ночи, он получил наконец степень бакалавра искусств по английской филологии* все в том же колледже Брэдли.
Писал он, отдаваясь полету воображения, с пятого класса школы. Вначале пробовал себя в героическом жанре, обращаясь к римской истории и эпохе викингов и случайно забредая в африканские и малайские джунгли. Написал и послал в журнал Astounding Science Fiction два рассказа под Стэнли Дж. Вейнбаума, но оба были отклонены. Журнал Argosy с вежливым письмом вернул научно-фантастический роман, а несколько нетрадиционных рассказов, отправленные в Saturday Evening Post и Good Housekeeping, "были вышвырнуты вон".

Тем не менее, первая публикация Фармера была неплоха. Он написал рассказ под названием О'Брайен и Обренов [O`Brien and Obrenov] с таким сюжетом:в немецком городке стоят два гарнизона, американский и русский; сферы влияния обозначены чертой мелом, проведенной поперек центральной площади; между O'Брайеном и Обреновым, американским и русским командирами, возникает размолвка из-за взятого в плен нацистского военного преступника; его укладывают навзничь на линию раздела, и так он лежит четверо суток, пока упомянутые командиры ведут переговоры о том, чей он; дело кончается тем, что валят статую Гёте со шпагой в руке и при том разносят пленнику голову.

Saturday Evening Post, заявила, что купит рассказ, если будет выброшена сцена попойки. Фармер отказался и послал рассказ в Argosy. Там не взяли, но переправили к друзьям в журнал Adventure, а тамошний редактор Кеннет Уайт купил его и напечатал в мартовском номере за 1946 год. Следующие два захода в Adventure кончились отказами. Фармер решил, что не выгорело, и вернулся ишачить на стале-прокатный завод, читая по ночам все, что попало.

Однажды вечером (было это в 1951 году) что-то в труде по биологии, который он просматривал, напомнило ему о недавно прочитанной книге, где речь шла о паразитах в муравейниках. Живо припомнилось, как обыграл эту тему Боб Олсен в рассказе Муравей с человеческой душой [The Ant with a Human Soul] из давнего журнала Amazing Stories Quarterly (номер за весну-лето 1932 года). Фармер начал варьировать тему, увлекся и незаметно для себя погрузился в первые наброски романа. Окончательная версия была отклонена редактором Astounding Science Fiction Джоном Кэмпбеллом как "тошнотворная". Хорэс Л. Голд из Galaxy Science Fiction также вернул роман автору и позже оправдывался по-разному, в том числе опасениями, что выдвинутый в романе прогноз о превращении Израиля в мировую державу и возникновении новой религии полуиудаистского толка может быть неверно понят. По его ощущению, фабулу следовало бы привязать к нашему времени, а "лэйлит" превратить в фактор земной истории.

Когда рукопись романа поступила в редакцию Startling Stories, первым ее прочел заместитель редактора Джером Биксби, сам автор хорошо известный и заслуженный. Именно он горячо порекомендовал работу Фармера главному редактору Сэму Майнзу. Так была двинута вперед история научной фантастики.
Человека, у которого на уме бифштекс, вряд ли порадуешь, предлагая слоеные пирожки, пусть даже и божественные на вкус. И вышло так, что следующая работа Фармера - рассказ под названием По морям, по волнам (Sail On! Sail On!) - была отвергнута читателями, которые сочли ее за набор закусок, а не за более существенное блюдо.

Это была ошибка.

По морям, по волнам - это рассказ о параллельных мирах, где верна теория Птолемея*. Где с благословения церкви Роджер Бэкон зачинает век изобретений, век электричества и радио. Где испанская королева Изабелла выставляет Колумба вон, а церковь решает поддержать. Где отчаянные послания из космоса дешифруются слишком поздно и не удается остановить суда, устремившиеся к краю Земли. По морям, по волнам - это образцовое произведение жанра, и не только потому, что искусно закончено, но и потому, что задумано и исполнено блистательно, иначе не скажешь. Немногочисленные читатели рассказа вряд ли забудут ударную концовку: "Они миновали горизонт".

Отсутствие отклика не обескуражило Фармера. Колонки читательских отзывов в журнале Startling Stories все еще были полны комментариев по поводу романа Грех межзвездный, в огромном большинстве своем похвальных. Издательство "Shasta Publisher", чикагская фирма, специализировавшаяся на выпуске научной фантастики, подписало договор на издание романа отдельной книгой. Сам Хьюго Гернсбек, вернувшийся в научную фантастику и затеявший издание крупноформатного журнала на мелованной бумаге Science-Fiction Plus, просил рассказы у новой знаменитости. Мир сделался прекрасен.

Штурмовым порядком Фармер накатал для Science-Fiction Plus повесть под названием Укус аспида [The Bite of the Asp], где герою вводят белковую молекулу, отчего ткани тела начинают выделять вещество, вызывающее беспричинный страх у всего живого, что есть поблизости. Торопливо написанное произведение нуждалось в переработке. Окончательный вариант, напечатанный в первом номере журнала Science-Fiction Plus в марте 1953 года под названием Биологическое отвращение [The Biological Revolt), оказался искромсан редактором. И несмотря на это, в подавляющем большинстве из двух тысяч открыток-отзывов, полученных редакцией журнала после выхода номера, повесть Фармера была поставлена на первое место.

Гнев, который Фармер испытал при виде опубликованной версии Биологического отвращения, быстро рассеялся, когда пошли читательские отзывы на его повесть Мать [Mother], которая почти одновременно, в апреле 1953 года, увидела свет в журнале Thrilling Wonder Stories. Во многих отношениях эта повесть была даже лучше, чем роман Грех межзвездный. Начитавшись критики на фрейдизм, Фармер придумал сюжет, который заканчивался буквальным возвращением в материнскую утробу. В "утробу", то есть в исполинских размеров самку не из нашего мира, которая выглядит как покрытый каменной коркой холм, не способный передвигаться и исполняющий свою репродуктивную функцию путем привлечения бродячих животных на струи соответствующих брачных ароматов. Каждое живое существо, оказавшееся поблизости, излавливается и заталкивается в гигантскую матку. Когда пленник зубами и когтями тужится проложить дорогу из темницы со стенками из живой плоти, раздражение "утробы" стимулирует зачатие. А исполнивший свою функцию пленник попросту переваривается.

Мать - это повесть о землянине, психологически зависимом от матери. Зависимость приводит его в гигантскую матку; ему удается завязать общение с пленившей его великаншей и превратить "утробу" в свое постоянное жилье.

Помещенный в журнале Startling Stories анонс, что с июня 1953 года там начнется публикация романа Мотылек и Ржа [Moth and Rust], продолжения романа Грех межзвездный, прозвучал в мирке научной фантастики, как гром небесный. Однако само произведение, гораздо более растянутое, чем Грех межзвездный, прием встретило прохладный. Оба произведения оказались сопряжены лишь самими понятиями о "лэйлитах" и "жучах", с которыми в новом романе вынуждена соприкоснуться уже земная культура. По сути дела, Мотылек и ржа - это роман "плаща и шпаги" со стремительно развивающимся сюжетом, отодвинутым в будущее и сравнимым с романом Оруэлла 1984. Выпадающая из текста, схематически поданная линия секса скорее порнографична, но в целом роман, пожалуй, разочаровал тех, кто читал его ради забавы. Поскольку главной линией романа является религиозная. Фармер исследует в этом романе возникновение и природу гипотетических религий будущего с той же ученой основательностью, с какой прежде очерчивал сексуальную жизнь внеземных существ. Все секс-линии Фармера не в большей мере непристойны, чем религиозные богохульны, а ни непристойности, ни богохульства у него нет и не бывало. То же справедливо и по отношению к его произведению Удивительное понуждение [Strange Compulsion] (см. журнал Scince-Fiction Plus, октябрь 1953 года), в котором тема вероятного невольного кровосмешения через паразитарную инвазию выстраивается с такой клинической тщательностью, что интрига еле движется.

Ко времени 11-й ежегодной Всемирной конвенции любителей научной фантастики в Филадельфии в сентябре 1953 года Филип Жозе Фармер выглядит: баловнем судьбы на гребне удачи. Его представляют к премии, вручавшейся тогда впервые, а позже ставшей известной как премия "Хьюго", в качестве лучшего нового автора 1952 года. И тема его лауреатской лекции в тот день была достаточно уместна: "Научная фантастика и Доклад Кинси"*3.

Журнал Startling Stories объявил, что собирается публиковать с продолжением новый роман Фармера Зверь полевой . Работа была оплачена, но так и не напечатана, потому что журнал cтал выходить раз в два месяца. Действие романа растягивалось на полвека и происходило на планете, вращающейся вокруг одной из ближайших звезд. "Герой - потомок одного из жителей так называемой Исчезнувшей Колонии в Роаноке, штат Вирджиния; колония была принудительно вывезена из Северной Америки вместе с девочкой Вирджинией Дэйр и заброшена на далекую планету", - так говорилось в авторской аннотации.